Я чуть не брякнула: не знаю. Потрепала Айну за ушами, наклонилась к ней:

— Признавайся, зачем ты мне нужна? — увидела преданный взгляд, сердцем почувствовала ответ: разберёмся.

Уже на выходе сообразила что у меня куча вопросов к папеньке. Повернулась, спросила:

— Отец, мне надо поговорить с тобой.

Мачеха чуть не взвилась в воздух:

— Обращайся к королю на “вы”, несчастная!

— Замолкни, зануда. — я перевела взгляд на “отца”:

— Через час. Можно, папа?

Глава 3

Глава 3

Я шла по коридору, пытаясь собрать мысли в кучу.

Так. Я непонятно где, скорее всего, это средневековье. Моя служанка трусливая дура, нафига я себе выбрала именно её.

То, что здесь творится интрига, это однозначно. Непонятная позиция “папеньки”. Мачеха — по всему видать, отъявленная гадина. Таких надо заносить в красную книгу редких тварей. Выделывается как муха на стекле перед отцом и благоговеет перед виконтом.

Кстати, сам виконт вообще загадка. Мужчина импозантный, себе на уме.

Я пришла в свою комнату, Айна встала на пороге, я кивнула ей:

— Заходи, дружок. Наверное, ты тут одна моя подружка.

Собака вошла, легла у порога, положила красивую мощную голову на лапы. Лючия пришла следом за нами, покосилась на Айну, та ответила ей тихим рыком.

Та-а-ак. А вот отсюда поподробней. Я почувствовала, что собака не доверяет моей служанке, впрочем, как и я. Но времени на поиск информации нет, а она мне нужна.

Я приказала Лючии:

— Отвечай: сколько мне лет?

— 17, моя госпожа, — у служанки пересохли губы, она то и дело облизывала их.

— У меня есть двоюродные сёстры, братья?

— Нет, госпожа.

— Где моя мать?

— Она умерла, как только вы родились.

— Мачеха давно тут ошивается?

— Королева вышла замуж за короля три года назад.

До этого здесь была другая королева. Её звали Лукреция. Она очень вас любила, вы были дружны.

— Ну, и куда она делась?

— Умерла в одночасье. Легла спать и не проснулась.

— Так, Лючия, собирай мои вещи, я отправляюсь сегодня замуж… Кстати, что известно о моём женихе?

— Ничего, моя госпожа. Правда, говорят, у него было восемь жён.

— Что? — я охнула: — Было? И куда они подевались?

— Неизвестно, — пожала плечами Лючия, — Умерли, говорят.

Я жестом выпроводила служанку из комнаты. Подошла к окну, задумалась. Здесь что то не то. Айна ухватила меня за подол платья, потащила за собой:

— Что? Куда ты ведёшь меня, дружок?

Я неслышно ступала за собакой. Она крадучись шла по тёмному, плохо освещённому коридору, каждый раз замирая, прислушиваясь. Я понимала, она хочет мне что то показать, но что.

Наконец, мы остановились, я услышала шаги, замерла, вдавилась спиной в угловую нишу. Спину поджимал холодный камень, я подобрала юбки, задержала дыхание. стараясь быть незаметной. Шаги приближались, а с ними и голоса. Кому принадлежал второй я не знала, а вот первый— точно моей мачехе!

— Глория, я тебе велела дать Стефании бокал с отравой на ночь!

— Я всё сделала, как вы велели, госпожа!

— Тогда почему она не сдохла? Надеюсь, у неё хотя бы пропал дар магии.

— Не знаю, ваше величество.

Я услышала тихий рык Айны и возглас мачехи:

— Что здесь делает эта чёртова псина?

— О, госпожа, собаки болтаются по всему замку, приказ короля не трогать их.

— Ничего, придёт время, разберусь с каждой из них. Передохнут все до единой!

Шаги удалялись, шорох юбок, скребущих кружевом, как чешуёй по булыжнику заглушал звуки. Последнее, что мне удалось услышать, — злобные слова мачехи:

— Глория, ты понимаешь, тупая дура, что из за тебя мы уже ничего не успеем поделать и эта Стефания уедет, а вместе с ней и приданое?

Кстати, куда ты дела её магический медальон?

— Надёжно спрятала.

— Так я тебе и поверила. Небось, себе захапать думала. Отдашь мне, поняла, Глория?

— Госпожа, я проверила медальон, в нём осталось одно единственное желание. Да и то, вряд ли он вспыхнет магическим светом ещё раз. Огонёк в нём почти потух.

— Как! — по голосу мачехи было ясно, что она в бешенстве — Куда делся магический огонь?

— Принцесса Стефания использовала его на помощь беднякам.

Мачеха взвыла:

— Последнее желание дорогого стоит. Чтобы эта дрянь Стефания не пожелала, всё исполнится. Не хватало, чтобы она додумалась…

Дальше я не слышала.

Смотрела в пустой коридор: что же это за медальон такой и в чём сила его волшебства.

Вышла из своего укрытия, присела, прижалась лицом к морде верной Айны. У меня слёзы выступили на глаза:

— Спасибо, спасибо тебе, мой дружок. Веди меня к отцу.

Я встала, решительно отправилась к своему “папаше”. У меня накопилась куча вопросов и хорошо бы узнать ответы, пока меня не притравили, как бедную Стефанию, хозяйку тела, в котором я нахожусь.

Я больше никого не боялась, шла по коридору уверенно за Айной, знала, рядом с ней мне не грозят неожиданности. Хотя…

Мы поднимались вверх по винтовой лестнице, ступени становились всё выше, приходилось задирать подол, чтоб не путаться в юбках. Пахло сырым камнем, чувствовался сквозняк.

Я карабкалась в башню вслед за Айной и меня всё больше удивлял маршрут. Мой “папенька” немолод, зачем ему альпинистские тренировки с карабканьем вверх. Наконец, мы прибыли, я держалась за бок, пытаясь восстановить дыхание.

Я немного робела. Всё таки с королями раньше разговаривать не приходилось. Наморщила лоб, вспоминала фильмы про дворцовые истории, ничего не приходило на ум. Как там себя ведут, надо ли кланяться, положено стоять или сидеть? Собирая в памяти вежливые слова, забыла, как зовут моего папеньку. Вот чёрт, не хватало, чтоб во мне заподозрили самозванку.

Смотрела на плотно запертую кованую дверь, топталась, не решаясь войти. Размышляла, стучать или нет. Прислушалась, подумала, вдруг отец не один. Ничего не было слышно. Айна залаяла, тем самым избавив меня от сомнений. Из за двери донеслось:

— Входи, Стефания.

— Привет, папа — (от страха вместо” приветствую вас, ваше величество” я оглушила папеньку своим “привет”). Близко подошла к отцу, села в кресло, на которое он указал.

Я мельком успела окинуть комнату взглядом: полки с книгами вдоль стен, тёмная громоздкая мебель, жёсткие глубокие кресла: всё мрачно, неуютно.

— Говори, Стефания — он тяжело смотрел на меня исподлобья.

— Почему я выхожу замуж за старика?

На лице родителя появилось кислое выражение:

— Мы с тобой всё давно решили, такова моя воля. И твоя, кстати, тоже.

— И всё же. Мне 17 лет, ему 117, так почему, отец?

— Потому, что нам не пережить эту зиму без выкупа за тебя. Наше хозяйство в упадке, мы разорены.

— То есть, я плата за то, чтоб вы своим колхозом протянули ещё год, отец?

— Как ты говоришь со мной, Стефания. У тебя непонятные слова. Что с тобой?

Я подалась вперёд, сообразила, что слово “колхоз” здесь лишнее:

— Что со мной? Отец, спросите у моей мачехи. Чем таким она опоила меня вчера, если сегодня вы меня не узнаёте. Тем более мне донесли, мачеха желает моей смерти.

Мой папаша отвернулся, задрал подбородок. О, мой муж Саша тоже делал именно так, когда нечем было крыть! Принимал гордую позу Наполеона и молчал.

Я решила добить папеньку:

— И всё же, отец. Вы посылаете меня на верное мучение. Неужели нельзя решить вопрос по другому?

— Нельзя! — он подскочил ко мне, схватил за шиворот, чуть не сломав шикарный накрахмаленный до картона воротник, подтащил к бойнице в стене:

— Посмотри! Что ты видишь?

Как только моё лицо оказалось у квадратного отверстия в стене, я задохнулась от порыва ветра. Передо мной расстилалась выжженная степь до горизонта и узкая полоска людей в чёрном, ползущая куда то за стены замка.

— Ты видишь этих людей? Они хоронят своих близких, умерших от голода. И ты не хочешь помочь своему народу?